После её ответа, Пилигрим улыбнулся в воздух.
-Значит, будем исправлять эту оплошность.
Тихо буркнул себе под нос чёрный охотник стаи дождя. Его изуродованный шрамом глаз теперь был закрыт, так как острая боль пронеслась по его веку, как молния, и теперь оставила лишь отвратительное зудящее чувство. Волк поморщился и отшатнулся назад, так и не успев поставить на землю переднюю лапу. Уши его на миг прижались к голове.
Через секунду все стало, как прежде. Только глаз он ещё держал прикрытым. Могло показаться, что ему просто попала соринка.
"Я задумался? Она заметила? Странно. Собственно, что в этом секретного..Нет, ну а вдруг она подумает, что ты уже начал ревновать? Пф. Ерунда."
Пилигрим решил перефразировать свой вопрос, что бы он не звучал так вызывающе
-А ты часто поёшь кому-то?
"Я просто поражаюсь. У меня не получается петь вообще. Не то что бы кому-либо..А вообще. Разве что, когда я был маленький, мне нравилось кричать под шум водопада. Вот детский маразм!..."
Пилигрим нахмурился, пытаясь выгнать детские воспоминания из своего мозга.

Пилигрим едко усмехнулся. И тут же осёк себя.
"Я ревную. Странно. Да к кому ревновать? Глупости..."
Пилигрим рассмеялся собственным мыслям, глядя на вековые деревья из-под прикрытых век. Серая начала вновь ходить вокруг Пилигрима, будто бы играя с ним. (Это можно было судить по хитрым взглядам, к которым он так привык за это непродолжительное время.) Волчица буравила землю взглядом и решительно вышагивала. Явно о чём-то задумалась. Чёрный волк, не смотря на свои размеры, смело плюхнулся наземлю, подняв маленький столбец пыли. Несколько крохотных песчинок попали ему в нос и охотник тихо чихнул, пряча свой нос в пушистую грудь. Оторвав морду от шерсти, он перекатился на спину и прижал передние лапы к груди, согнув их в коленях. Его хвост игриво стучал по земле, как у собаки. Он раскрыл пасть и глубоко быстро дышал, вывалив язык на бок. Его головой снова овладел маленький щенок, коим он не являлся уже много лет. В детстве, ему всегда хотелось казаться взрослым. Он ходил с гордой поступью, задрав нос к небу. Фыркал на тех, кто попадались ему на пути. А теперь, видимо, зверь восполнял то детство, которое он от себя же самого тщательно прятал за грудой масок.
-Чего это ты не понимаешь?
Покосился на неё волк и улыбнулся. Пушистые уши его распластались по траве, хвост всё ещё не прекращал мататься. Улыбка мелькнула на его губах, а в стеклянных глазах засверкали хитрые огоньки. Пронаблюдав за цветастой бабочкой, волк снова рассмеялся, прижав лапы сильнее.
-Чего ты бабочек гоняешь? Они ж тебя не съедят...
добродушно улыбнувшись, он перекатился на бок.

Волк вильнул тёмно-кофейным хвостом и вскочил на ноги, весело тявкнув в воздух. Чуть поморщив нос, он расправил усы и потянулся. Видимо, его поведение Кора до сих пор не понимала. Грим даже не знал, радоваться ему или печалиться. В какой-то степени, ему нравилось, что он остаётся загадочной личностью. Но ведь всегда зверю хотелось что бы его ПОНЯЛИ. Этого он добивался всю свою недолгую жизнь. Широко зевнув, волк показал деревьям своё розовое нёбо. После зевка глаза чуть увлажнились, а в голове появилось неприятное, тихое зудение. Прижав уши к голове, Грим лизнул себе плечо, как бы невзначай. После вопроса Персефоны в его мозгу пронеслась просто безумная мысль.
"Наверное, пора с этим заканчивать. Не может же всё быть так хорошо. Наверняка, во что-нибудь вляпаемся. А главное, не я один, а она тоже...Надо уйти. Надо уйти, что бы этого не случилось. Не хочу, что бы всё обернулось плохо...Ну а вдруг всё будет хорошо? А вдруг это судьба? Глупости. Никуда она не денется, эта судьба, если это действительно так. Нельзя привязываться к ней. Но хочется."
Пилигрим боролся с собственным разумом. Где-то далеко-далеко, внутри, ему казалось, что всё может обернуться чем угодно. Очень может быть, что всё это лишь из-за того, что сердце странно сжималось. Такого ещё не было. Грим закрыл глаза, что бы навести порядок в том бардаке, который он сам же и развёл.
"Надо идти. Уходить. Бежать. Не может же быть всё так замечательно.
Останься. Может ты первый раз в жизни узнаешь что такое привязанность?"
Волк тряхнул головой и умоляюще посмотрел на Персефону. Какая она всё-таки красавица. И они так похожи...
Молча подойдя к ней, он прижался своей косматой шеей к её и закрыл глаза, стараясь запомнить её запах. Аккуратно лизнул её в ухо и лоб, а потом начал затрвленно пятиться назад. Он больше не слушал своё сердце. Им повелевали разум, стереотипы, привычки и опыт. В сию же секунду он начал трясти головой, будто безумец оправдывался перед судьёй. Глаза его наполнились горькой радостью.
-Ты права. У тебя тоже есть дела. У меня есть дела...
Соврал волк и повернулся к ней спиной. Хотелось извиниться за своё поведение, но язык будто отсох. Одна часть всё же хотела, что бы Персефона побежала за ним, окликнула...вернула назад.
-Я тебя ещё найду.
Пообещал чёрный волк и ринулся прочь. Единственное, что могла услышать Персефона это потрескивание опавших листьев, под лапами волка. Увидеть его было нельзя. Чёрная шкура ловко слилась с тёмно-зелёной чернотой листвы.
Глаза его были полны безумства. Жирная капля страдания, и ничего боле. Пилигрим снова попытался убежать от самого себя.
"Но не от неё. Не от неё..."
Повторял Пилигрим и нёсся дальше, не обращая внимания на жуткий свист ветра в ушах и на ветки, которые хлестали его по бокам и морде.

~~>Вперёд...

>>Мокрый лес.
Бежать, нельзя остановиться. Месить лапами землю, нельзя остановиться.  Больно, больно… Больно было осознавать свою ненужность, что ты лишь мелкая крыса, а мир очень большой, а ты лишь крыса, а мир… Ее страх сидел на спине и нежно ласкал когтистой лапой ее ощетинившийся мех. Она замедлила шаг, задыхалась и плакала, по своему. На ходу ее передние лапы подогнулись, она рухнула на землю, случайная ветка воткнулась ей в бок. Она закричала, просто боль потекла из ее пасти, Страх понял и улетучился. А лес даже не содрогнулся, как была так и осталась в нем прежняя тишина.
Свернувшись клубочком она лежала на земле, в голове было предательское месиво, а в груди билось безумное сердце, ломавшее ей ребра. Она дрожала крупной дрожью и тяжело дышала, глубоко вдыхая и выдыхая судорожно. Плохо, больно, одиноко, даже Страх не захотел быть с ней в этот момент.. но она его прощает.

Ее словно ударило током, она резко выгнулась, а потом… потом все прошло. Приступ кончился. Вот его особенность, что кончается он совершенно внезапно. Голова была адекватна и немного затуманена, потому что она снова забыла что-то. Кусочек амнезии влетел в ухо и сожрал еще одну минуту воспоминания.
Но в данный момент ее волновало это меньше всего, она увидела и более того услышала незнакомку. Она не видела ранее никаких других зверей вне лаборатории. Да и к тому же все подопытные животные были меньше Ханны. Эта волчица была в разы крупнее. Ханна не боялась, возможно потому что не знала чего можно ожидать от других хищников, она не знала понятия территории и чувство иерархии.
Впрочем и заговорить он не могла, хотя даже если бы могла, ничего бы не сказала, ибо не знало что ответить. Все что ей оставалось сидеть глядя в глаза волчице, испытывая ее нервы.
Кончик хвоста положительно задергался, постепенно переходя в щенячье наивное виляние..

Что-то затянулось, время, образ, положение. Что же нужно делать? Как поступить, что будет потом? Впрочем было ли это важным? Нет, я полагаю.
Не смотря на то, что она уже потеряла интерес к Незнакомке, она пыталась придумать способ сообщить что-то о себе.  Она  попыталась заговорить, но это больше напомнило зевоту. Не получилось. Черт,  она ведь даже не знала своего имени, разве что свой порядковый номер среди всех лабораторных животных. Подумав о номере она повела ухом в котором до их пор была бирка с цифрами. 7800. Вот оно ее имя. Она обрадовалась, хотя глаза ее стались незатронутыми радостью. Она покачала лапой бирку, пытаясь обратить на нее внимание серой волчицы. Вдруг поможет…

Следующий вопрос был гораздо сложнее, чем имя. Ханна не была из стаи Дождя, она вообще не знала значения слова «Стая». Надо что-то делать. Что-то нужно сказать...показать. Она начала вспоминать какие действия приводили к хорошему.
Она встала с земли, посмотрела на волчицу и неожиданно, даже для самой себя приникла к земле и виляя хвостом начала скакать в разные стороны. Она никогда ни с кем не играла. В лаборатории за подобное выходки она получала щелчок по носу. Она остановилась, продолжая смотреть на волчицу наклонила голову на бок. Как ни старалась она сделать дружелюбное выражение морды, было трудно, было трудно давать ложное представление о себе. Ведь она не была столь миролюбива как показала. А впечатление об образе создается в первые минуты общения.
Следующее действие оказалось особенно сложным. Она легла на спину, брюхом вверх и задрала лапы. В ожидании неизвестного она зажмурила глаза…

Ой. Она меня ест!
Ханна резко отскочила от волчицы, она бы закричала. Непонятно что сейчас ей двигало, но все происходило неожиданно. Она уставилась на незнакомку, испуганными и теперь уже немного агрессивными глазами. Уши были оттопырены, она прислушивалась: к дыханию серой, дыханию березовой листвы, своему же, судорожному и нервно быстрому сопению. Она крякнула, точнее она хотела выразить свое возмущение. Еще раз, она помотала мордой, пытаясь отцепить этот звук от своей морды, но он застрял между зубами. Она начала отряхиваться, длинные уши хлестали ее по щекам. Все, вроде. Отстал.
Есть захотелось и в животе заурчало. И снова пропал интерес к ситуации. Она принюхалась. Задумалась. Перловка с потрохами, это вкусно, сейчас наверное время обеда и всех кормят. Она понюхала землю, пытаясь учуять запах чего-нибудь знакомого. Но, нет. Бесполезно. Здесь другая еда, и что еще неожиданней, она убегает, как Ханна от Страха.

Заяц выскочил на небольшую полянку в березовой роще. Джессика чувствовала, что больше она не сможет держать такой темп. Собрав последние силы, она прыгнула вперед, рухнув на зайца сверху. Схватив тельце, оголодавшая волчица впилась в него зубами. О, да! Кровь, мясо, ЕДА! С наслаждением Джесс вгрызалась в долгожданную пищу.
Доев зайца и обглодав косточки дочиста, Джессика почувствовала себя намного лучше. Даже глаза заблестели. Оглянувшись, изгнанница оторопела - прямо на нее глядели огромные глаза волчонка. В них плескались страх, недоверие, замешательство и боль.